Альфонсина Сторни. Потерянная нежность (перевод с испанского Павла Алешина)

ПОТЕРЯННАЯ НЕЖНОСТЬ

 

Если с пальцев моих беспричинная нежность

вдруг слетит, если с пальцев моих… то ее,

эту нежность потерянную, с дуновеньем

эту нежность бесцельную, кто подберет?

 

Я могла бы любить в эту ночь бесконечно,

я влюбилась бы в первого встречного, но –

никого. Одиноки цветущие тропы.

Ветер нежность все дальше и дальше несет…

 

Если вдруг поцелуют в глаза тебя, путник,

в эту ночь, а в дыханье ветвей – забытье,

если пальцы твои вдруг рука мимолетно

вдруг возьмет и отпустит, сожмет, пропадет,

 

Если руку ту, губы те ты не увидишь,

поцелуй если ветра виденье – и все,

ты, о, путник, глаза чьи бездонны, как небо,

моей нежности в нем распознаешь полет?

 

 

DANZÓN PORTEÑO

 

Была я виноградом желтым смерти

опьянена твоим, Буэнос-Айрес,

что ты выращиваешь на закатах,

на западе, на берегах холодных,

 

увидела я черный твой Пуэнте Альсина,

бандонеоном сжавшийся, и танго

твое, что среди волн Риачуэло

поломанные шлюпки танцевали.

 

Змеились волны ядовитой кровью,

и вместе с ними ржавые притоны

и мрачных фабрик скученные блоки

 

вздыхали, и из труб их доносились –

из недр их, из их грудей голодных –

незатихающие корчи плача.

 

 

СТРАСТЬ

 

Одни – виски, вторые – руки целовали,

а третьи – губы, а других манили очи.

Но разница не велика, чего ты хочешь?

Они – не боги, – люди. Да и то едва ли!

 

Но встретить бы однажды дух непобедимый,

с достоинством божественным в груди могучей

в чьем пламени погибнуть бы хотелось жгучем –

от урагана гибнут как колонны дыма!

 

И руку на плече почувствовать бы – тяжесть,

придаст что сердцу благородство, низу – влажность,

и мозга творческие пробурит глубины.

 

И необъятный взгляд своим впитать бы телом,

пока оно огнем пылает красно-белым,

пока скелет весь не иссохнет лебединый!

 

 

ТРЕПЕТ РОЗ

 

Так нервно розы куст, так трепетно цветет,

что силы тратит все, которыми живет.

Взгляните на цветы, что падают с куста:

их столько – это в них его смерть разлита!

Не станет взрослым он, погибнет он незрелым,

едва цветы его с его простятся телом.

 

 

СУББОТА

 

Я рано встала и скорей, босая,

в сады по коридорам побежала

с цветами целоваться.

И лежа на траве, земли вдыхала

чистейшее дыханье.

Умылась я в источнике, что канны

цветами окружен, а после расчесала

свои я волосы и надушила

жасмином ароматным руки. Цапли,

изящные, украли золотые крошки,

на юбке что моей остались.

Затем я тонкое надела платье

из тарлатана.

Легко свое соломенное кресло

до вестибюля донесла я.

К ограде взглядом я своим тянулась,

к ограде взглядом.

Часы сказали мне: пробило десять.

Внутри посуды звон – стекла, фаянса:

столовая в тени, и руки чьи – не знаю – скатерть

расправили уже.

Не видное мне солнце – там, снаружи,

на белом было мраморе ступенек.

К ограде взглядом я своим тянулась.

Тянулась. Я тебя ждала.

 

 

ТВОЯ НЕЖНОСТЬ

 

Я спокойно иду по тропе, и цветут вдоль нее акации,

и дурманят они мне руки снежными лепестками,

и горячий западный ветер с моими играется волосами,

и словно пеною благородства души исходят пульсации.

 

Добрый гений: весь день со мною – благодати твоей эманация,

один только вздох – и я вечное, и недолгое пламя.

Но душа ведь подвижна – полечу ли и я за мечтами?

На ногах моих выросли крылья и танцуют три Грации.

 

Ибо руки твои вчера ночью в объятьях моих горящих

кровь мою переполнили нежностью, а затем уст пьянящих

своих напоил ты уста мои медом душистым.

 

Таким свежим, что боюсь возвращаться в родное свое селенье

благоухающим этим рассветом – из-за летнего дуновенья

он слетит с моих губ цветом бабочек золотистым.

 

 

НЕЖНАЯ МУКА

 

Прах золотой в твоих руках – мои печали.

И жизнь свою в твоих руках я прожигаю.

И нежности мои на них я оставляю.

Я – склянка для духов, которые истаяли.

 

Какою мукой нежной тихо я страдаю,

когда, с тоской, души разрезавшей мне дали,

я дни все, хоть обманы мне известны стали,

целуя гибельные руки, прожигаю!

 

 

ДВА СЛОВА

 

Этой ночью ты прошептал мне два слова

простых. Два слова, уставших снова

и снова быть произносимыми. Два слова,

что, старые, новыми стали.

 

Два слова столь нежных, что, с неба ночного,

луна, просочившись сквозь веток покровы,

замерла на устах моих. Столь нежных два слова,

что пошевелиться боюсь, не решаюсь,

стряхнуть муравья с шеи чтобы.

 

Столь нежных два слова,

– что говорю, не желая того – о, жизнь так прекрасна! –

столь нежных, столь кроткого зова,

что на тело льют масло душистое словно.

 

Столь нежных и столь прекрасных,

что нервные мои пальцы,

как ножницы, тянутся к неба тканям атласным.

О, пальцы мои срезать

звезды желают так страстно!

 

 

СТРАХ

 

Так близок твой взгляд был, и страсть тебя жгла.

Как львица, готовая в сердце вцепиться,

я, преображенная, вдруг замерла.

Луна мне: … снег, гибель, забыться, забыться…

«Все – пепел, – вскричала я – прах!». Мы застыли,

и статуй, двух бронз, холоднее мы были.

 

 

ПРЕДЧУВСТВИЕ

 

Я предчувствую, что жить мне осталось недолго.

Голова моя словно плавильная печь,

все очищает и поглощает.

Но без единой жалобы и без всякого страха

я тихо хочу умереть безоблачным вечером,

под ясным солнцем.

И пусть белая змея родится в ветках жасмина,

и, нежная, нежно пусть в сердце меня ужалит.

 

 

ПОЙ!

 

В то время как меня пугает мрак ночной,

а я страдаю, плачу и хочу забыться,

о людях ничего не знающая птица,

ты, со златыми крыльями, ты, птица, пой!

 

 

СПИ!

 

Безмолвный мрамор, чьи глаза пусты,

о, ты, в одну смотрящий точку, ты!

Не просыпайся никогда – веками

спи…

 

Пока в тебе свои вьют гнезда птицы,

и сила пробуждается весны,

безмолвный мрамор, чьи глаза пусты,

спи же, спи.

 

Пока вселенная своею мощью

извечной движет вечные миры,

ты вечно, о, несчастнейшая форма,

спи же, спи же, спи…

 

 

ПОСЛУШАЙ

 

Я рядом прилягу, безмолвно, безмолвно,

в духах вся, в духах, потеряв мыслей нить,

и не будет ни слов у меня, ни желаний,

только буду уметь любить.

 

Как воды падут, монотонно и грустно,

найду твою грудь, чтобы груз свой склонить

на нее, непосильный, что душу терзает,

и что я не могу объяснить.

 

И жалости буду просить я, любимый,

и слезы начну я безмолвные лить –

так на город небесные воды спадают

и не могут его изменить.

 

И грустною ночью, когда ты разлюбишь,

глаза свои вытру я, чтобы уплыть

в те моря черноты, где владения смерти,

и вовеки – не быть.

 

 

Я

 

Любя, печалью мягкою я таю.

Могу я небо опустить – другого

когда я душу со своей сплетаю.

И пуха мягче я тогда любого.

 

Никто, как я, так не целует руки,

не нежится в мечтах так не по делу.

И душу нежную такую телу

другому не давали на поруки.

 

В глазах любимых гибну я, живыми

когда их ощущаю под своими

я пальцами в крылатом их обличье.

 

Слова я знаю, чары что наводят,

но и молчать умею я, восходит

когда луна во всем своем величье.

 

 

СТИХИ К ПЕЧАЛИ БУЭНОС-АЙРЕСА

 

Прямые улицы, что серы и унылы,

порой где небо видно, как из-за ограды,

и их асфальт, и их угрюмые фасады

мои мечты весенние лишили силы.

 

Как много я, не видя, кто идет навстречу,

по ним бродила – как по пасмурной темнице.

Их монотонностью душа моя томится.

И – «Альфонсина!» – не зови. Я не отвечу.

 

Буэнос-Айрес, если осенью умру я,

когда пленяешь неба синеву благую,

не удивит меня тяжелое надгробье.

 

Ведь я уже была погребена, пока я

по улицам бродила, что полуживая

река соединила водяною дробью.

 

 

В ЭТОТ ВЕЧЕР

 

Я в этот вечер

хочу любить далекого кого-то

богоподобного мужчину,

кто был бы птицей, к сладости летящей,

и много женщин было у кого,

кто знал бы о чужих краях, цвели бы

слова чьи на губах, благоухая:

вот участь сельвы девственной под ветром…

 

Хочу любить его сейчас. Спокоен

и мягок этот вечер, словно мох.

Мой рот и пальцы тонкие трепещут,

и косы расплетаются мои.

 

Неясный слышу шум…и вся земля

так сладостно поет… И вдалеке

леса, обремененные венцами,

ручьи, из берегов своих что вышли,

чьи воды в землю проникают так же,

как и мои глаза в глаза другие,

завороженно грежу о которых…

 

Но солнце

уж опускается с высоких гор,

и птицы все в укрылись гнездах, вечер

вот-вот умрет, а он – так далеко…

как солнце, что уходит в никогда

и оставляет здесь одну меня –

с дрожащими устами, с истонченной

душой, надеющейся на любовь,

благодаря которой становлюсь я

и нежной, и прекрасной…

25.06.2021